Гололёд – такая гадость… Ой, права Вероника Долина. В первый же гололёд осенью 2015 г. я шлепнулась на пригорке возле почты. Сначала левая нога заскользила вбок, под горку. Чтобы не сесть на шпагат, я сильно дернула ногу к себе, и тут она жалобно хрустнула в коленке, как макаронина, и я грохнулась в грязную лужу. Пару минут я лежала в одиночестве, потом начал собираться народ. Мои сумки упали наземь раньше меня, поэтому я сидела на них сверху и не могла достать телефон. Незнакомая добрая женщина позвонил Саше и вызвала скорую. Незнакомый благородный юноша поднял меня и поставил на здоровую ногу. Незнакомая дама в норковом полушубке бережно поддерживала меня под локоть – я стояла на одной ноге. Скорая все не ехала. Здоровая нога начала затекать. Подошедший Саша перенес меня в помещение почты и посадил на скамейку. Сам пошел встречать врача.

Скорая приехала не сразу: в этот день народ наперебой ломал конечности. Меня отвезли в больницу, сделали рентген и наложили гипс. «Это надолго?» – спросил Саша у мускулистого скульптора. «На пару дней», – ответил юморист. Потом мы долго ехали по разветвленному подземному переходу в другой корпус. Потолки были низкие, и Саша, толкавший каталку, был похож на зацепера в тоннеле метро: приходилось пригибаться, чтобы не сбить светильники.

В отделении дежурная сестра, помогая затолкнуть коляску в палату, сказала: «Вообще-то это платная палата, мы вас положим до освобождения места.

– Сколько это будет стоить, – спросила я.

– Нисколько, раз мы сами вас сюда кладем. 

– А все-таки любопытно, сколько?

– 1 800 рублей, – ответила медсестра и убежала.

Мы стали устраиваться. Как только мы очистили тумбочку от предыдущего мусора (высыпали прямо из ящика), протерли бактерицидными салфетками, разложили свои вещи, появился пожилой мужчина – завотделением.

– Вам сильно повезло, – сказал он, – эта платная палата…

– Да, – перебил его Саша, – одному нашему другу так повезло в Египте, когда из-за теракта его переселили из трехзвездочного отеля в четырехзвездочный.

Разговор про Египет заведующего явно напряг.

– У меня другое предложение, – сказал он. – Не четыре звезды, и не три, а скорее две или даже меньше… Если вы не заплатите, я переселю вас в четырехместную бесплатную палату, в которой уже стоят шесть кроватей.

– Сколько надо платить? – спросила я.

– 1500, – ответил заведующий.

Увидев мое растерянное лицо, он сказал:

– Можно дешевле – 1300, но в двухместном. Там правда уже лежит один мужчина, но я переложу его сюда, в одноместную, а вам в двухместную подселю молоденькую девушку.

– Пожалуй, не стоит, – сказала я. За 200 рублей слушать ее болтовню с подружками – лучше уж остаться на два дня здесь. Тем более, что тут мы уже помыли. Да и вещи опять собирать в сумку было лень.

Саша уехал домой. Времени было около шести вечера. Дверь закрылась, и часов до одиннадцати вечера больше не открывалась. Ужином меня покормить забыли.

Когда дежурная медсестра предложила сделать укол снотворного на ночь, я попросила водички: госпитализация была экстренной, у меня не было с собой ни чашки–ложки–полотенца, ни сердечных лекарств, которые я обычно принимала дома. Да и пила я последний раз где-то в 12 дня. Добрая девушка быстро принесла таблетку Тромбо АССа и полную чашку воды, которую я осушила одним глотком. Чашка явно была не казенная.

Ночью я практически не спала. За стеной громко храпел сосед, гипсокартонная перегородка не только не изолировала, но как будто даже усиливала храп, причем доносился он из холодильника, приставленного к стене. Через коридорную дверь слышались топот ног, громыхания каталок, громкие крики, похожие на приступ белой горячки.

Добрая санитарка забрала из-под моей кровати судно со словами «Это некрасивое» и принесла мне красивое. Оно имело наклон примерно градусов 30 – оригинальная дизайнерская форма. В процессе инсталляции я чуть не грохнулась со своей загипсованной ногой. При очередном визите санитарки я попросила вернуть мою устойчивую модель обратно. Упросила.

У меня взяли кровь, сделали кардиограмму. Потом прибежала буфетчица, шлепнула на мою пустую тумбочку тарелку каши, в которой плавал кусок белого хлеба с кубиком масла, и стремительно выбежала. Я подумала, что за ложкой, но она не вернулась. При попытке выловить хлеб из каши под ним обнаружилась еще и колбаса. Понюхав ее и взвесив свои ограниченные инсталляционные возможности, я решила съесть один только хлеб.

Вновь появившаяся буфетчица предложила наполнить пустую чашку кофейным напитком.

– Он с молоком? – спросила я.

– Да.

– Тогда можно мне простой воды?

– У нас только напитки.

– Мне нельзя, у меня лактозная непереносимость.

– Больше ничего нет… – и выбежала.

Чуть позже появились два худеньких юноши (то ли интерны, то ли практиканты), стали спрашивать, что со мной случилось, и всё подробно записывали в тетрадки. Я им пожаловалась, что за сутки выпила 200 мл воды и это было 12 часов назад, один из них убежал и принес мне литровую бутылку «Шишкина леса».

Приехал Саша, привез чашку–ложку–полотенце. Я попросила его во все пустые емкости набрать воды.

– Врач был? – спросил Саша.

– Нет.

Он пошел на пост, узнал фамилию палатного врача, потом в ординаторскую. Там ему сказали, что доктор оперирует, когда появится – неизвестно.

Когда доктор появился, он сказал, что рентген переломов не показал, но принимавший меня врач подозревает разрыв связок. Рентген их не видит, надо делать МРТ (подавать заявку и ждать несколько дней). Кроме того, он рекомендует заменить гипс на ортез, какой именно, он обещал показать.

На второй день моя гипсовая нога заметно потяжелела, чтобы уложить ее в кровать, требовались уже две руки. А к четвергу я уже еле ее поднимала. В четверг же, выйдя из туалета, я чуть не грохнулась в обморок. В глазах потемнело, во рту похолодело и забегали мурашки. Еле дотянула до «посадочной полосы», садилась, так сказать, «на брюхо».

Неожиданно появился мой доктор, что-то сказал, увидел мое состояние и спросил, что случилось. Я рассказала и попросила померить давление. Доктор кликнул молоденькую девушку в белом халате и шапочке (по виду – практикантку). Тут появился заведующий и увел доктора. Мы остались с девушкой-практиканткой вдвоем. Я легла, закрыв глаза и отвернувшись, чтобы не дышать ей в лицо. Ждала результат измерений, чувствовала: вот она намотала манжет, вот зафукала груша, вот шипит выходящий воздух, вот она снова зафукала, второй раз, третий…

– Стрелка почему-то не показывает, – вдруг сказал девушка. Я повернула голову. – Наверно, секундомер сломался, – продолжала она, в который раз нажимая на грушу.

Открыв глаза я постепенно включилась в процесс, поняла, что шипение возникает сразу после нажатия на грушу и сказала:

– Девушка, у вас воздух уходит, заверните на груше колесико.

Она пару раз крутанула головку и снова начала качать. Шипение возникло снова.

– До конца заверните, – подсказала я. Она крутанул еще пару раз, и воздух начал наполнять манжет. Тут стала отскакивать липучка. После третьей–пятой попытки ее прилепить девушка сказала «Щас!» и убежала. Я закрыла глаза и приготовилась ждать. Кончик языка продолжал холодеть. Вернулась она с другим прибором. Все началось сначала. Воздух шипит, манжет отскакивает. Тут вернулся заведующий.

– Ну, как давление?

– Воздух где-то выходит, – сказал девушка.

–Трубочки проверь, – посоветовал опытный человек и удалился со словами: – Ну ладно, вы тут тренируйтесь…

Девушка погладила пальцами трубочки, потыкала в места соединений и начала все сначала. Отчаявшись победить отскакивающую липучку, она положила вздувшуюся часть манжетки на одеяло и стала давить рукой на оставшийся примотанным конец. Тут я не выдержала:

– Садитесь, два. Ваш больной уже умер. Позовите, пожалуйста, нормальную медсестру. Тренироваться надо на кошках.

Девушка вспыхнула и убежала. Через несколько минут вошла дежурная медсестра – та самая добрая девушка, которая в первый день принесла мне воды в своей чашке – быстро померила давление. (потом, когда мне получшело, я сообразила, что просто первая девушка манжет приматывала не с того конца)

– Двоечники ваши практиканты, – заметила я.

– Это не практикантка, это наша процедурная сестра. (Бедная моя попа! После операции она будет на тебе тренироваться иголками).

Давление было 100/60, я улеглась с постель, немного поспала, но голова продолжала кружиться до вечера. Из врачей больше никто не приходил.

Обиженная мной девушка отомстила. Подсыпала в мой ужин слабительное со снотворным, но совершенно случайно вышло так, что я съела их по отдельности. Сначала заснула, а обосралась уже когда проснулась, всю ночь пила воду и боролась со сном.

В ночь с четверга на пятницу у меня лопнул бинт, удерживавший гипс. Сначала я испугалась, но постепенно поняла, что моя нога по мере расползания бинта теряет вес. В пятницу я уже могла приподнять ее над кроватью без помощи рук, а к вечеру получилось сходить до туалета без костылей. В 12 часов было назначено МРТ. На МРТ меня повезла в кресле тощая бабка-уборщица уголовного вида. Обиженная девушка проорала в коридоре: «Я эту фифу никуда не повезу!»

Ехать надо было в другой корпус по подземному переходу. Этот переход был длиннющий и имел значительные перепады по высоте. В горку у бабки еле хватало сил меня закатывать, а с горы я чуть не вмазалась в кафельную стенку перехода (внизу он заворачивал на 90 градусов). По дороге она спросила, есть ли на мне золотые украшения , «если есть - отдай мне в карман, а то в МРТ нельзя с ними». Слава богу, на мне ничего не было. МРТ сделали быстро, засунули только ноги. И потом в обратный путь с горки на горку, бабка пыхтела как паровоз и несколько раз надолго закашливалась, мне было ее очень жаль, но помочь я ничем не могла. Когда, наконец, доехали, я достала из тумбочки 500 р. и сказала ей спасибо. Что тут началось! Моя жизнь круто переменилась. Мне принесли вторую подушку, поменяли постельное белье, и в конце концов я обнаглела и попросила перевести меня в соседнюю освободившуюся палату (в моей сильно дуло из окна, ведь была уже поздняя осень). МРТ показало, что в операции я не нуждаюсь и меня стали готовить к выписке. Зашедшего в палату попрощаться доктора я тоже поблагодарила, но уже бумажкой постарше. И опять началась движуха: меня погрузили на каталку, привезли в какую-то маленькую комнатку, оборудованную как лаборатория, загнали в мое колено огромную иглу. Сначала что-то из него откачивали, потом, наоборот, вводили. В результате размеры моей коленки приблизились к нормальным и она начала сгибаться. так я и вернулась домой. Весь декабрь проскакала на костылях, напевая песенку В. Долиной:

       Гололед, такая гадость,

       Неизбежная зимой,

       «Осторожно, моя радость», -

       Говорю себе самой.

       Ведь в любое время года

       Помогает нам судьба,

       А в такую непогоду

       Затруднительна ходьба...