Др. и Зн. Кр.
///

Франциско Инфанте

«ПРИШЕЛЕЦ» ИЗ ДЕРЕВНИ ОРАНЖ ШТАТА КОННЕКТИКУТ



Бытует мнение, что в искусстве украсть ничего нельзя. Наверное, если находиться перед лицом метафизики, это правильное суждение, выражающее наличие закона. В данном случае априорного Закона существующего до всякого нашего обращения к искусству. Действительно, искусство связано с понятием качества – в сущности, качества языка. А поскольку язык в искусстве всегда и обязательно персонального происхождения, и произрастает из невербального своего корня, то не представляется возможным взять его напрокат или по блатному присвоить себе. Язык искусства – не то же самое, что феня! Безъязыкое существо, заимствующее чужой язык в искусстве, не сможет справляться с ним. Речь не на своём языке в искусстве заметна. Впрочем, как ученичество, чужой язык может использоваться в культуре. Подражают же, например, Сезанну, не становясь при этом Сезанном. Всему своё место. Ученичеству – своё, искусству – своё.

Но в жизни встречаются существа, пытающиеся нарушить априорные законы. Таких мы воспринимаем, как духовных уродов. Всё, нарушающее априорность, – уродливо. И не имеет значения, по каким причинам закон нарушается. Мы только устанавливаем факт заметной несоразмерности; неартистичности, неорганичности, непластичности, пошлости, хамства, цинизма, жлобства и прочих несоответствий, когда на них настаивают и даже заставляют воспринимать как высоко научное и обязательное дело в искусстве. Так, в недавнем прошлом, дело обстояло с «великим стилем» соцреализма, навязанного из начальственного Центра. Так же дело обстоит в другом, более мелком случае, хорошо мне известном и помимо моей воли соотносящимся с моей судьбой художника.

Опыт мой в искусстве сложился так, что, вот уже сорок лет, я вынужден замечать удивительно активное во внешнем мире существо, которое не только настаивает на обязательном переустройстве этого самого мира по своему разумению, но связывает «утопическую свою деятельность» с непременной клеветой на меня и обязательным воровством моих творческих приоритетов. Причём делает это с маниакальным упорством, достойным судебно-медицинского освидетельствования. Чёрт знает, откуда у таких берётся энергия организовывать Божий мир на свой лад и манер, как правило, очередной утопией объясняя и доказывая свою правоту не артистическим поступком, а болтовнёй.

Речь о Нусберге. В дальнейшем, Гребсуне. (Читай наоборот!). Гребсун – это творческий псевдоним Нусберга, который он сам себе придумал в середине 60-х. Он, по-моему, точнее передаёт существо уродливой натуры этого господина, обозначая его постоянное качество; грести под себя чужое и сувать себя туда, куда ему, по-моему, пути нет. Например, в искусство или творчество.

Я уже писал о воровской, фальсификаторской и клеветнической деятельности Гребсуна (самиздатская книжка «Негативные сюжеты» 2002, и другая типографская расширенная – под таким же названием 2006.). Видимо они, наряду с тремя моими монографиями, вышедшими в свет с 1999 по 2006 годы, пробудили новый всплеск неадекватной активности бедного завистливого существа.

Новоиспеченный перл, инспирированный запоздалой (на 33 года!) энергичностью Гребсуна, относится к типографскому изданию под названием «Пришельцы в лесу» с надтекстом «Описание русской кинетико-футурологической Игры на природе». Издательство «Знак», Москва, 2004. Концепция и проект альбома – Нуссберг. Текст, оформление, 2004. – Так значится на обложке. Ко мне эта публикация попала в январе 2007.

Бывает, что человек возвращается к своему прошлому. Правда, речь по необходимости пойдёт не о человеке, ибо человек подразумевает нечто лучшее, чем Гребсун, а именно что о Гребсуне. У Гребсуна - стратегия: в очередной раз задним числом обворовать меня (Франциско Инфанте) с целью произвести впечатление своего (Гребсуна) авторства моих автономных свершений в искусстве, а заодно поставить себя, с ворованными приоритетами, впереди художника.

Прежде всего, это использование слова АРТЕФАКТ в тексте и контексте своей «кинетико-футурологической Игры», которое он относит к 1971 году. Не было такого слова в лексике Гребсуна и его опричников ни тогда, ни ранее, ни значительно позже. Оно появилось у Гребсуна в качестве сворованного у меня термина, когда информация о моих артефактах дошла до него, живущего с 1976 года за границей.

Культуре хорошо известно, что я осваиваю форму в искусстве, названную мною «артефактом», хронологически с 1975 года, а фактически с 1968, когда создал свой первый цикл артефактов под названием «Супрематические игры». Никто из группы «Движение» до этого не делал никаких, так называемых, «кинетических игр». Смотрите всё опубликованное Гребсуном примерно до 1985 года, когда информация о моих артефактах могла дойти до него. Именно публикации, а не его, из настоящего времени, фальшивые писульки о прошлом. В тех публикациях Гребсуна ни разу не встречалось слова «артефакт».

Другая фальсификация, это «мёртвые души» Гребсуна ставшие притчей во языцех. Среди них упоминается, и моя душа и поставлен год «1969». Что за чёрт!? Я, что ли, придавал «творческое» измерение его «играм»?! Притом, что я не только не делал с Гребсуном никаких «кинетико-футурологических игр», но даже и не присутствовал ни на одной из них. К тому же, я не понимаю и не разделяю его терминологии. Что за «игры»? И почему искусство заменяется ими? В чём заключаются их правила? Что значит «кинетико-футурологические»?…

Есть понимание кинетической формы в искусстве. Такая форма мне знакома не понаслышке. Когда-то в середине 60-х мы занимались её посильным освоением и, помнится, без «футурологии» – хотя бы потому, что наукой не владели. И с чего бы это такой науке, как футурология, присутствовать в искусстве? С какой стати?! Возможно, это известно Гребсуну. Но мне-то, точно неизвестно.

Для чего эти фальсификации Гребсуна с притягиванием меня к себе? – Понятно для чего! – чтобы «намекнуть»: всё от него, главного, начальственного и важного, происходит. Что, конечно же, галлюцинации неисцелимого мегамана. Галлюцинации, требующие от клептомана фальшивых усилий, чтобы показаться правдоподобием.

Я был в «Движении» с момента организации группы Гребсуном в декабре 1964 года. И ещё до группы – в СОДРУЖЕСТВЕ молодых московских художников геометрической и метафизической ориентации, (существовавшей с 1962 года), в которую входил и он. Но, насколько знаю, в списке, который приведён Гребсуном в качестве «соавторов кинетико-футурологических игр», почти нет художников. Видимо, с тех пор, когда в 1966 году из организованной Гребсуном в конце 1964 года группы «Движение» вышли все художники СОДРУЖЕСТВА (кроме меня), отсутствие художников в «творческом коллективе «Движение», вождя устраивает.

Следующая фальшь: «Описание русской кинетико-футурологической Игры на природе». Гребсуну, свалившему отсюда в 1976 году, поближе к журнальному гламуру, прихватив на дорожку работы художников русского Авангарда для безбедного своего существования за границей, показалось, что дело в шляпе – гламурная жизнь гарантирована.

Гламур оказался позорным недоумием и плохим вкусом. «Шляпа» - криминалом. Гламурный Гребсун, в этой «шляпе» настолько был чужд так называемому артикулированному обществу, что у него, безнаказанно привыкшего в России, врать и воровать, возникло даже чувство оставленности. Поэтому он теперь, после своего бодрого исхода из России, страшно полюбил её, называя свою фальшивку «русской». Как будто русская культура, это склад всякого говна, не пригодившегося на Западе.

Следующее. Организация Гребсуна под вывеской «Движение», как плесень, задушила живые основания всякого творчества внутри группы. И как следствие этого – демагогия о непременно «творческом коллективе «Движение». Весь запал ушел в слова. Язык Гребсуна, что во рту болтается, неумолимо вытеснил все аргументы. И ещё зависть. И злоба. По отношению к тем, кто плевать хотел на его дешевый вождизм и на его предательство искусства ради своей хитрой и фальшивой персоны.

Так вот, свидетельство глоткой, выраженное Гребсуном в его тексте 2004 года «Описание русской кинетико-футурологической Игры на природе «ПРИШЕЛЬЦЫ В ЛЕСУ», соотносимое задним числом с костюмированным пикником 1971 года, и есть ни что иное, как очередной ФАЛЬШАК. Преследующий, как ему представляется, далеко идущие цели в смысле приоритетного соревнования в искусстве, в основном, со мною – художником Франциско Инфанте. Но соревнования, подло нарушающего всякую этику, как, впрочем, и законы самого искусства.

Помнится, даже в спортивных играх – баскетбол, футбол – Гребсун постоянно подличал, нарушая правила. Играть с таким неприятно. Пропадает смысл игры. Но игра – она, всё же, в жизни или в спорте. А искусство – это что-то другое. Если номинальная жизнь всё же допускает в себе присутствие «живых трупов», вроде Гребсуна, то искусство – никогда. Искусство – дело, по определению, живое. Онтология искусства исключает даже соревнование. Гребсун насмердил в жизни, в игре нарушил все правила, а искусство рассудочно подменил словами: «футурология, киберромантизм, бионокинетизм, космоцентризм, утопия» – и предельно их оглупил. … «Цель оправдывает средства»... Надо же! Только не в искусстве! Но этого хитрецу из-за структурного его уродства не дано понять.

Гребсун упорно обкрадывает меня более 40 лет. Время, сопоставимое с жизнью целого, а то и двух, поколений. При этом сам за этот срок ничего не сделал в искусстве. Вот и эта фатально запоздалая его книжонка является очередной попыткой задним числом обокрасть меня. Я неоднократно заявлял ранее, что если лезут в мой карман, то я не собираюсь отмалчиваться.

Я уже сказал о воровстве Гребсуном моего термина «артефакт», применительно к костюмированному пикничку-шашлычку 1971 года.

Сказал о проснувшейся фальшивой любви конформиста к России. Что явилось компенсацией на западную обструкцию Гребсуна, как художника.

Теперь надо сказать о фальсификации изображений при помощи Фотошопа, которого в семидесятые годы в России не было. И добавлю в этой связи, что при помощи Фотошопа в некоторых картинках фальшивой книжонки прикрыты лица. Это свидетельствует о том, что Гребсун имитирует мой цикл артефактов под названием «Игра жестов», но, как всегда, воруя - опошляет значение того, что крадёт. А значение этого моего цикла артефактов частично заключалось в том, чтобы скрыть антропоморфизм человеческих фигур – лица, кисти рук, ноги. Гребсун задним числом через Фотошоп бессмысленно дублирует приём. Но на других картинках лица не прикрыты, открыты везде и кисти рук. С художественных позиций это можно расценить как признак китча.

Следующее, это симптоматично частое употребление Гребсуном слов «зеркальный» и «фотоаппарат MAMYA RB-67». Причина такой симптоматики в реакции Гребсуна на мои старые зеркальные артефакты и съёмки их фотокамерой – единственного инструмента, фиксирующего артефакты. Он пишет о «зеркальных масках», при этом на репродукциях нет ни одной, кроме треугольника, неуклюже врезанного в изображение при помощи фотошопа (илл.23). Этого нельзя не заметить.

Да и зеркал то на иллюстрациях попросту нет! Вместо них – пара невнятных, избыточных по устройству «форм» из картона, обклеенных фольгой, что придаёт им, не столько отражательную, сколько матовую поверхность. Сильно заметно и применение Фотошопа, имитирующего ленточки из фольги в капюшонах так называемых «монахов».

Вообще, из предлагаемых Гребсуном репродукций все прошли основательнейшую обработку Фотошопом. И среди них такие, где откровенно вмонтированы приукрашенные фигуры и амёбообразные формы, которых в фотокадре не было. Есть элементы просто нарисованные и добавленные, которых тоже не могло быть в оригинале.

Но дело здесь не только в этой, очень заметной, просто-таки, нагло выпирающей, фальши. Главное, конечно, в том, что у Гребсуна не было сколь-нибудь осмысленного или концептуального отношения к зеркалу. Ничто не свидетельствует – ни из фальсифицированных репродукций, ни из фальсифицированного текста – хоть о какой-то философии зеркала. Тем более такой, какая засвидетельствована моими ранними артефактами, в которых я сознательно как образ технического совершенства применял зеркала.

Тут надо сказать, что катастрофически запоздалая фальшивка Гребсуна была вдохновлена именно моими артефактами, а не наоборот, как лживо хочет показать Гребсун. Именно завистливая реакция на мои артефакты послужила причиной публикации Гребсуном очередного его ФАЛЬШАКА под названием «Пришельцы в лесу».

И следом ещё хитрость, свидетельствующая о полном непонимании Гребсуном формы «Артефакта», а только паразитирующая на ней. Он пишет в заголовке слово «природа» и, с претензией на эстетику 19 века, пытается описать её составляющие: деревья, пение птиц, жару, закат солнца, тени и пр. Вся эта претензия на художественность тоже вполне симптоматична – тем, что не из той оперы. Как и по отношению к зеркалу, у Гребсуна в голове нет места собственному измерению природы, кроме как в контексте пикника, которому подошло случайное и близко расположенное местечко в спальном районе с замечательным названием Чертаново. Как видно, от корня черт.

По поводу фальшивых словесных наворотов Гребсуна насчёт «приглашенных». Невозможно себе представить, чтобы Холин, Костаки, Лев Кропивницкий, Сапгир – хоть немного бы выдержали подобную бредятину. Неужели Гребсун, носясь со своей «MAMYA RB-67» и одновременно фотографируя себя ею «Верховным Правителем», не сфотографировал бы приглашённых. Тем более в том качестве участников «игры», ради которых, как уверяет Гребсун, всё это и создавалось?! А ведь таких документальных снимков в книжонке нет! Вместо них, выдуманное описание.

К тому же к 2004 году, когда текст сочинялся, этих людей уже не было в живых. В чём-чём, а в дивидендах получаемых от мёртвых душ, Гребсун разбирается не хуже Чичикова. Я это знаю, по опыту. Один из приёмов Гребсуна – наделять умерших авторством моих произведений (см. книжку «Негативные сюжеты»).

Зато, тут же, Гребсун не откажет себе в удовольствии – злобно облаять неугодных ему теперь (Янкилевский, Булатов, Штейнберг, Маневич…). Это ли не признак неадекватности!? Тут надо заметить, что Янкилевский был первым наставником Гребсуна, подражая которому Гребсун, во-первых, необдуманно ринулся в современное искусство, а во-вторых, стал величать себя гением. Ничего самостоятельно осмысленного у Гребсуна нет. Если вас, не дай Бог, что-то заинтересовало в Гребсуне – ищите прототип.

Сфальсифицированная утомительная и бездарная сказочка, 2004 года изготовления, про, якобы, соотносящийся с «творчеством» свой день рождения от 1971 года, неотличима от доноса. Доноса «пред очи» гипотетического читателя. Такой уровень предлагаемого Гребсуном словесного текста и визуального ряда вряд ли способен обмануть интеллигентного человека.

Слово «творчество» так часто употребляется и склоняется на все лады Гребсуном, что тут двух мнений быть не может – творчество у Гребсуна, лишь вожделенный, но неосуществимый до сих пор идеал. Не бывает творчества за счёт фальсификаций и имитаций чужих усилий.


Ещё один оттенок преднамеренной фальсификации Гребсуна состоит в следующем. Он натуралистично описывает действие, как подготовленное и сценарно выстроенное. В то время, как совершенно очевидно, что фальшивые репродукции случайны и непонятно чем мотивированы.

Читателю вдалбливается, что это «ироничное» действие. Слово «ироничное», как и слова «зеркальный» и «творчество», слишком назойливо лезут из текста Гребсуна, чтобы ошибиться в напрашивающемся выводе: вождь группы «Движение» – Гребсун (см. смехотворные, отнюдь не ироничные, репродукции; 8, 20, 21), конечно же, прослышал о том, что современный постмодернизм замешан на иронии и, как и подобает хитрожопому прохиндею, решил при помощи слова задним числом выправить свой авторитарный идиотизм. Отчего неуклюже увяз в этом идиотизме ещё больше.

Не надо быть особенно наблюдательным, чтобы заметить отсутствие иронии у Гребсуна. Взять хотя бы описание: «…а я, лукаво улыбаясь…», «…я высокопарно и смеясь, объявил…», «…я объявил всем…», «…я сказал им…». Смысл слова «ирония» чужд Гребсуну. Не бывает иронии в делах вождя. Но, как обычно, Гребсун берёт чужое напрокат, чтобы задним числом имитировать и фальсифицировать свою «историю». Неироничности, догматичности, пластической убогости Гребсуна не заметят только слепые, глухие и немые.


Сказанного достаточно, что бы подвести итог.

1 июня 1971 года в московском районе Чертаново проходил пикник по случаю дня рождения Гребсуна. Несколько его приятелей и соратников из группы «Движение» порадовали своего «вождя» костюмированным подарком, увенчав «Верховного Правителя», самодельной короной. Этому соответствовали шашлыки, вино, напитки, цыганские песни под гитару, другая, симпатичная во всех отношениях музыка, разжигание костра и… петух(!) Наверное, всё это способствовало вполне приятному их времяпрепровождению.

В 2004 году, т. е. ровно через треть века после этого случая, а главное, после дошедшей до Гребсуна информации об артефактах Франциско Инфанте, Гребсун решил пересмотреть факт пикника через призму своих более поздних рассудочных соображений «кинетико-футурологической Игры», издав тонкую книжонку. Она-то и явилась очередной ФАЛЬСИФИКАЦИЕЙ Гребсуна.

Тут, самое время, привести фрагмент «творчества» Гребсуна. Отрывок взят в интернете по адресу http://kkk-plus.nm.ru/nussberg1.htm. Это сайт того самого К. Кузьминского, который, по собственному же признанию, не видел «русскую кинетико-футурологическую игру на природе», точно так же, как никогда не видел Франциско Инфанте, но, тем не менее, счёл возможным для себя описать их в книжонке Гребсуна «Пришельцы в лесу» (хочется сказать: «проходимцы из леса», или, даже лучше: «дремучие проходимцы», но сдержусь, и говорить не стану!). Доброхот, что называется, подмахнул дружбану:


«...Вот на такой мизансцене, конкретно можно себе представить, вы даже уже видите... ИКОНУ... И вот, идет между ними в разговорной речи нормальный, как в классических романах, спор: Ху из ху?, т.е. – Кто есть кто? Кто за что? и почему? И у меня написано уже много очень страниц этих разговоров. ...Ну, теперь вы, читая “Нуссберга” [см.] можете допустить и представить... И тем более, это очень трудно, потому что каждую секунду нужно высчитывать в кино, именно каждую секунду. Все стоит, во-первых, колоссальных денег, во-вторых, ... если, буквально, и не вытравливать – этот фильм будет на 9 часов, на 8 часов, а не на 3,5. (...И в Голливуде, например, и в других крупных киностудиях, есть специальный цех, где только диалоги пишут... Я не специалист, поэтому мне трудно.)

О, ребята, какие там куски есть!... Пиздец! Я сейчас не буду рассказывать всю суздальскую новеллу... В двух словах – ...Парень-красавец, прообраз Рублева. Мало ли сколько живописцев было и иконописцев. ТАЛАНТИЩЕ. Вносит новое что-то в канон. Живет в монастыре. Отрок, без родителей и т. д. ...Девка. Красавица. Красавица... русская такая, деревенская. Любовь у них. То, се. Родители ее, богатые, купцы – против брака. Банальные все истории, ситуации, которые будут приведены в фильме – КЛАССИЧЕСКИЕ, специально, ничего не ломая, жопу не выкручивая, не накручиваю. Ни к чему. Так много было в истории классического и... жуткого.

К: Не делаешь куросавовского Достоевского...

Н: Не-е-е, не-е... Беру самые... специально, самые банальные, здоровые, ясные истории... Конфликт духовный и общественный. То-есть, общественный на основе духовного таланта. И – любовь, и талант, и неприятие. Ясно, просто. Вечно. Нам это все также хорошо известно. Кончается ПЛОХО. Кончается...

Дамы всякие... любовь... красивые гуляния, романтические, лирические... Ой, потряс! Это мы все сняли. Кончается это тем, что догоняют его и – колом, около монастыря, на снегу, убивают. Зверски... Колом, голым... У нее на глазах. Она не успевает... Она сходит с ума. И потом она... дурочкой такой, живет, продолжает жить... постаревшей такой... и ходит, 4 сезона времени она ходит, то с крестом, то с иконкой с маленькой, по Суздалю, и церкви... – (это несколько раз повторяется)... и видения. И Апокалиптические. И в церковь она приходит однажды... И заканчивается новелла тем, что приходит в церковь, и тут такое начинает происходить... Оживают иконы и сцены – и с Ионой, и с китом, и с грешниками... Сцены оживают на стенах.... Через нее... И все это перемешано. Например, она идет – идет и идет... вот, как Заяц [Г.Битт – ККК]. Как Заяц сыграла несколько сцен – ПОТРЯСНО! Идет... ЧУР! И видит: на снегу... видит на снегу – кровь, простынь-снег, простынь, кровь, пятна и отрезан... здоровый хуй, такой, от него! Этого не было, и сквозь это (по второй экспозиции, очень много второй экспозиции, и третьих, конечно)... Весь фильм будет – это будет ПИЗДЕЦ! Я его сделаю обязательно в своей жизни когда-нибудь! И... Петр, Апостол Петр, которому, кстати, меня мама посвятила, знаешь, в Третьяковке, 12-го века, серебряный, с крестом и двумя пальцами, и с разными глазами, знаменитая икона... И вдруг, сквозь это,... 2-ой экспозицией... Чур!... Чур!!!... Она с крестом, там. Это все – буквально 15 секунд. И другие сцены. Наконец, в церкви – оживают фрески! Но это... это, конечно, представляешь – сколько это денег... Вот эти 3 минуты снять!

   Или – ебля идет. Красивая, современная девка, молодая. Парень. Оператор. Загорелые, такие, ребята, интеллигентные. Он – оператор. Этого фильма, который снимается. Персонаж. Но так все это подстроено, что это они – он и целая компания – и делают этот фильм. И они дома у себя, и в лаборатории. Они смотрят отдельные, отснятые кадры этого – только, – что мы УЖЕ видели в предыдущих или последующих новеллах – снято снизу, сверху, или в раккурсе, а потом мы эту же точно сцену видим в нормальном кадре, но он уже с другой музыкой, с другим комментарием. И идет откровенная, чистая и красивая ебля, и в этот же момент разговор об этом, приходит парень, приносит новую кассету, или известие, что взяли там вчера того парня, и т.д. Приносит деньги спрятать, или там,  переснятый самиздат, или то, что там в жизни было. То есть, такие смещения, такие пласты, бля!

   Или – про двух-трех-дневный пикник в лесу. Игры и пикник. Наши игры и пикник. С собаками, много борзых, красивых, в лесу, и какая-нибудь завязывается романтическая любовь двух молодых. Чистые, наивные, замечательные отношения, и потом девчонка оказывается больная раком и угасает на глазах, там... это кратко все показывается. А парень попадает в конфликт с КГБ. И кончается это предельно (опять, тоже, на мой взгляд, банальная история, хотя остроумная и оригинальная, но ничего особенного). Жизнь, жизнь... Ну, схватили немножко? Да?

К: Ой, немножко!

Н: И в конце, в конце постепенно, все больше и больше выруливается к Будущему и начинается белый шнурок, начинает все больше и больше выкладывать о будущем, об искусственной среде, идут проекты,  мультипликационными  средствами, комбинированные съемки, все современное, но уже не понятно, где современное, где будущее...

К: Это где лесные пришельцы [см.]?

Н: Да, да.

Э.К.: А в камнях там отснято? Это пришельцы?

Н: Да, да, да. Это все к будущему относится...

/отсканировано и откорректировано 24 января 2001/»



Такой, вот, кинетизм! Такая, вот, футурология! Такой, вот, вертухай!

Когда в 1980 году Кузьминский брал в Америке у Гребсуна это интервью под названием «Кинонуссберг», Гребсуну было 43 года. К тому времени Гребсун не сделал ни одного кинофильма, исключая, конечно, фильмы о Ленине и других вождях революции. Сейчас ему 70. Но как не было, так и нет ничего свидетельствующего об искусстве кино у Гребсуна. Вместо кино к запутанному наративу прибавляется не менее спутанный плагиат из «Андрея Рублёва» Тарковского и другого – японского фильма, который у нас в Москве шел под названием «Империя чувств». Гребсун, как всегда, подсмотрел на стороне и… чудовищно, через себя, опустил.

Весь этот бред с развесистой клюквой по поводу «икон, ебли и интеллигентности» можно было бы соотнести с деформированным по какой-то негативной причине сознанием дефективного подростка. Такая, очень вероятная для Гребсуна причина была описана в начале этого текста. Повторюсь. Она в недуге обязательного нарушения априорных законов. В том, что у людей называется духовным уродством. Урод по уродски показал, например, что его изделие 2004 года, сфальсифицированное при помощи фотошопа и словесной болтовни – пикник 1971 года, – как оказывается, «относится к будущему». …

После всего сказанного и приведенного позволю себе поздравить всех с наступившим «светлым будущем»! Тем самым, которым при помощи своих «творческих» стараний в период с 1971 года по 2004 год осчастливил «всё прогрессивное человечество» блудливый сын «русского» бескультурья – Гребсун.


Москва. Январь. 2007